Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1] - Сергей Лифанов

Уходили и другие. Например, тенорова дочка, которую наконец выдали замуж. Неожиданно вышла замуж и сестра портняжек–подмастерьев — ее выдали за пожилого вдовца, у которого обучался один из братьев, причем сам брат благодаря этому был объявлен главным наследником ее мужа. Еще несколько девочек тоже были сговорены. Остальные, чувствуя себя ни на что не годными ошметками, не питали уже никаких иллюзий — просто доучивались, надеясь на какое–нибудь маленькое чудо.

Наора, впрочем, не надеялась ни на что. Она продержалась еще неделю, после чего ее забрал из Пансиона отец, оказавшийся рядом проездом из одного провинциального театра в другой. Он был порядком раздосадован тем, что дочь не сумела пристроиться, недоуменно разглядывал ее: как это ее угораздило родиться такой серенькой да невзрачненькой от красавца отца и красавицы матери? Он увез Наору с собой в Берстар, пристроил на роли горничных, служанок и прочих «кушать подано», и теперь вдобавок к своему жалованию пропивал и почти все ее.

— Можно сказать, — подытожил рассказ Наоры Рет — Ратус, — вам повезло в самом начале жизни. Вы получили хорошее образование, не попали в гарем к кому–нибудь из вельмож…

— Голодала и ходила в обносках, — в тон ему продолжила Наора, чуть горько улыбнувшись.

Рет — Ратус поднял бровь.

— По–вашему, стать куртизанкой было бы лучше? Завидуете вашей Гето?

— Не знаю, — пожала та в ответ плечами. — Мы обменялись с ней осенью парой писем, она писала, что хорошо пристроена. У нее домик в парке ее покровителя, этакая игрушечная мыза, где она живет и исполняет роль юной пастушки… Не знаю, — повторила Наора. — Она так ненавязчиво намекала, что ее покровитель мог быть немного и пощедрее…

— Вот видите, — развел руками Рет — Ратус, — нет в мире совершенства.

— Да, но это лучше, чем штопать чулки и прятать деньги от пьяного папаши, — фыркнув, вступила в разговор Алики. — Или попасть в какой–то непонятный переплет с переодеванием.

— Не скажите, сударыня, — улыбнулся ей Рет — Ратус. — Все зависит от того, что из этого выйдет.

— А что должно выйти? — живо отреагировала Алики.

Рет — Ратус обвел взглядом обеих своих подопечных, усмехнулся и спросил:

— Вы непременно хотите это знать?

Алики затрясла головой. Наора нерешительно кивнула.

— Прямо сейчас?

Алики замерла от предвкушения, а Наора повторила движение более уверенно.

Рет — Ратус задумчиво почесал подбородок, снова обвел девушек взглядом и, пробормотав: «А почему бы, собственно, и нет?», резко встал и быстро вышел из комнаты.

Девушки переглянулись, но так и не произнесли ни слова, пока их таинственный наставник и покровитель ни вернулся. В руках у него был тот самый большой продолговатый ящик, который Алики недавно назвала детским гробиком.

Рет — Ратус приказал девушкам освободить стол, и те бросились выполнять его распоряжение. Они были чуть напуганы, хотя Алики сразу поняла, что никакой это не гробик, слишком легко держал его Рет — Ратус. Да и не похож он был вовсе на гробик — так, простой деревянный ящик…

Водрузив ящик на освобожденный от платьев, шемизеток и прочих женских штучек стол, Рет — Ратус повозился с замочками, откинул крышку и отшагнул в сторону, давая девушкам возможность рассмотреть, что там находится внутри.

Те подошли к столу с некоторым трепетом, но заглянув, тут же сменили настороженность на недоумение, а недоумение на умиленные улыбки.

— Ой, какая прелесть, — невольно вырвалось у Наоры.

7

В ящике лежала самая красивая кукла, которую когда–либо могла существовать на свете! Не кукла, а мечта любой девочки! Да что там девочки — мечта любой женщины, в которой, как известно, девочка не умирает до самой старости. Она была прелестна. Какие у нее были волосы! Какие глаза! А как живо выглядело лицо! И кожа словно настоящая… Черты кукольного лица и пропорции тела, впрочем, были совсем не детскими — кукла изображала зрелую молодую женщину. И кого–то довольно смутно это лицо напоминало…

Наора невольно провела кончиками пальцев по кукольному личику. Подернутая румянцем щека была не деревянной или фарфоровой, как можно было ожидать. Кукла казалась сделанной из полупрозрачного стекла телесного цвета и чуть отливала золотом. Но это не могло быть и просто стеклом, потому что, когда с позволения Рет — Ратуса Наора взяла куклу в руки и невольно покачала ее, та оказалась довольно–таки легкой.

Что–то полузнакомое, полусказочное шевельнулось в голове Наоры, но догадка не успела сформироваться в голове полностью, когда она услышала возглас Алики:

— Да это же карамельная кукла!

Рет — Ратус кивнул подтверждая.

Карамельные куклы появилась в Империи около ста лет назад. Карамельщики, потомственные мастера, род которых прослеживался подобно королевским династиям, вот уже полтора века варили по передаваемым из поколения в поколение рецептам состав из так называемой карамели, ничего, впрочем, не имеющей общего со сластями и скорее напоминающей что–то вроде янтаря, но обладающей гораздо большей силой воздействия на человека. Карамель использовали для изготовления различных талисманов, приносящих, как полагалось, их обладателям счастье и удачу…

Но куклы — это особая статья. Говорили, что с помощью этих кукол можно узнавать, что делает в данный момент человек, которого кукла изображает, даже если человек этот находится за сотни миль от тебя. Достаточно только произвести над куклой некоторые манипуляции. Этим, поговаривали, довольно часто пользовались мужья, чтобы присматривать за не совсем верными женами _ и наоборот. Это даже стало модным, тем более, что без ведома самого человека воспользоваться этим свойством куклы было нельзя, так что о настоящей слежке не могло быть и речи. И еще с помощью куклы можно было…

Но об этом просто страшно даже было подумать!

Наора невольно с величайшей осторожностью положила куклу на место и посмотрела на Рет — Ратуса — теперь она поняла, кого напоминает ей кукольное личико.

Тот, словно прочтя ее мысли, кивнул и серьезно произнес:

— Да, девочка, ты верно угадала.

Он поднял куклу, перевернул ее лицом вниз, оттянул платье возле шеи, и девушки увидели мелко начертанное на карамельной спинке имя Прекрасной Герцогини, знак наречения.

— При помощи куклы ты будешь наблюдать за этой дамой, — негромко говорил Рет — Ратус, — будешь учиться вести себя, как она, во всем поражать ей. И когда ты сможешь улыбнуться мне так, как улыбнулась бы она, я подарю тебе вот этот перстень.

Он вынул из кармана сафьяновый футляр и, на несколько секунд приоткрыв, показал Наоре что–то золотое, блеснувшее крупным рубином.

— Ух ты! — восхитилась успевшая подглядеть Алики.

— Только не видать мне этого колечка, — сказала Наора.

— Ну почему же? — усмехнулся Рет — Ратус, пряча футляр в карман. — А пока я научу тебя пользоваться куклой…

8

Следующим вечером, уже переодевшись в ночную сорочку, Наора, как велел Рет — Ратус, поставила куклу Прекрасной Герцогини на столик у изголовья кровати, поставила трехсвечные канделябры, потом села на банкетку, уперла локти в колени, а голову положила на ладони. Ей было немного не по себе, ведь она впервые соприкоснулась с колдовством — маленькие фокусы с гаданием таковыми она не могла считать, — но Рет — Ратус весь вечер старался убедить ее, что ничего особенного в этом нет: точно так же поступали чуть ли не в каждом более менее благородном семействе; во всяком случае, в тех из них, которые могли позволить себе такое не слишком дешевое удовольствие, как карамельная кукла. Тем более, что в данном случае все осуществляется с позволения самой Прекрасной Герцогини, и значит, в этом нет ничего предосудительного.

И все же Наоре было немного не по себе. Она, стараясь отогнать всякие посторонние мысли, внимательно всматривалась в бессмысленное кукольное личико, пытаясь увидеть за ним лицо Прекрасной Герцогини, но ничего не получалось. Только голова становилась все тяжелей. Борясь со сном, Наора еще какое–то время вяло пыталась заставить себя думать о знатной даме, которой ей надлежало стать двойником, но сон победил ее и, совершенно сморенная и уверенная, что ничего у нее не получится и нечего пытаться, Наора перебралась в постель и зарылась в одеяла.

Ночью ей приснилась Прекрасная Герцогиня.

Сначала она была такой, какой Наора запомнила ее во время одного из посещений на Постной неделе: в шелковом лиловом трауре, с лицом прикрытым невесомой лиловой вуалью, под которой диадема, серьги и ожерелье казались киммериевыми, а не золотыми, а бриллианты — волшебными аметистами. Лицо Герцогини под вуалью казалось как–то по особенному чарующим, но стоило ей откинуть тончайшую сеточку, как это ощущение пропадало — траурные тона странным образом не шли Прекрасной Герцогине: лицо огрублялось, бледнело, а волосы, казалось, теряли живой блеск и выглядели париком дурного качества. Поэтому почти весь вечер она так и просидела тогда в вуали…